Аня из Зеленых Мезонинов - Страница 97

— Мне кажется, что это предательство по отношению к Мэтью — находить удовольствие в таких вещах, когда его уже нет, — печально признавалась она миссис Аллан как-то вечером, когда они сидели вместе в саду дома священника. — Мне так его не хватает… все время… и все же, миссис Аллан, мир и жизнь кажутся мне необыкновенно красивыми и интересными. Сегодня Диана сказала что-то смешное, и я поймала себя на том, что смеюсь… Когда Мэтью умер, мне казалось, что я никогда больше не смогу смеяться. И я думаю, что не должна смеяться.

— Когда Мэтью был здесь, он любил слушать твой смех, и ему было приятно знать, что ты находишь удовольствие в том, что окружает тебя, — сказала миссис Аллан мягко. — Он далеко теперь, но ему все равно приятно это знать. Я уверена, мы не должны закрывать наши сердца перед исцеляющим воздействием, которое нам предлагает природа. Но я понимаю твои чувства. Я думаю, мы все испытываем то же самое. Мы отвергаем мысль о том, что что-то может доставить нам удовольствие, когда того, кого мы любим, больше нет здесь, чтобы разделить с нами это удовольствие. И нам кажется, будто мы не верны нашему горю, когда обнаруживаем, что вновь обретаем интерес к жизни.

— Я ходила сегодня на кладбище, чтобы посадить розовый куст на могиле Мэтью, — сказала Аня задумчиво. — Я взяла веточку от маленького куста белой розы, которую привезла из Шотландии и посадила его мать. Мэтью больше всего любил эти розы… они такие маленькие и душистые на своих тонких колючих стеблях. Мне было так приятно, что я могу посадить их возле могилы Мэтью, как будто я делаю что-то, что должно ему понравиться. Я надеюсь, у него есть такие же розы на небесах. Может быть, души всех этих маленьких белых розочек, которые цвели каждое лето и которые он любил, все собрались там, чтобы встретить его… Но мне пора домой. Марилла совсем одна, и ей грустно в сумерки.

— Боюсь, ей будет еще грустнее, когда ты уедешь в университет, — сказала миссис Аллан.

Аня не ответила; она попрощалась и медленно пошла назад, в Зеленые Мезонины. Марилла сидела на пороге, и Аня опустилась рядом с ней. Дверь в дом была распахнута; ее придерживала, не давая закрыться, большая розовая морская раковина; переливы ее гладких внутренних завитков вызывали в памяти море на закате.

Аня сорвала несколько веточек бледно-желтой жимолости и вколола себе в волосы. Она любила этот восхитительный, подобный воздушному благословению, слабый аромат; он поднимался над ней всякий раз, когда она делала движение.

— Доктор Спенсер заходил, когда тебя не было, — сказала Марилла. — Он говорит, что тот знаменитый окулист будет завтра в городе, и настаивает, чтобы я съездила и посоветовалась с ним. Я думаю, надо съездить — и дело с концом. Я буду более чем благодарна, если он сумеет подобрать мне правильные очки. Ты ведь не против остаться одна, пока меня не будет? Мартину придется отвезти меня, а здесь нужно кое-что погладить и испечь.

— Все будет в порядке, Диана придет и составит мне компанию. Я справлюсь — и поглажу, и испеку. Можете не бояться — я не накрахмалю носовые платки и не положу болеутолитель в пирог.

Марилла рассмеялась:

— Сколько глупостей ты делала в то время, Аня! Все время попадала в переделки! Мне казалось, ты прямо одержимая. Помнишь, как ты выкрасила волосы?

— Конечно помню. И никогда не забуду, — улыбнулась Аня, коснувшись тяжелой косы, обвивавшей ее изящную головку. — Теперь меня порой смех разбирает, когда подумаю, как меня огорчали мои волосы… но я смеюсь недолго, потому что это было для меня тогда настоящим бедствием. Я ужасно страдала из-за моих волос и веснушек. Веснушек почти нет, а люди настолько добры, что называют мои волосы каштановыми… все, кроме Джози Пай. Она сообщила мне вчера, что они теперь еще рыжее, чем прежде, или, по крайней мере, кажутся такими рядом с моим черным платьем. Она спросила меня, неужели рыжие люди могут привыкнуть к цвету своих волос. Марилла, я почти уже решила бросить все попытки полюбить Джози Пай. Я делала то, что прежде назвала бы "героическими усилиями", чтобы полюбить ее, но полюбить Джози невозможно.

— Джози такая же, как все в их семье, — сказала Марилла резко, — так что она не может не быть неприятной. Можно предположить, что существование подобных людей служит какой-то полезной цели в обществе, но в чем она заключается, мне известно не больше, чем о пользе чертополоха. Джози тоже собирается преподавать?

— Нет, она пойдет на второй курс семинарии в следующем году, так же как Муди Спуржден и Чарли Слоан. Джейн и Руби собираются преподавать, и обе уже нашли работу. Джейн в Ньюбридже, а Руби где-то дальше к западу.

— Гилберт Блайт тоже собирается учительствовать?

— Да, — был короткий ответ.

— Какой он симпатичный парень, — сказала Марилла рассеянно. — Я видела его в церкви в прошлое воскресенье. Он такой высокий и мужественный. Очень похож на своего отца, когда тот был в таком возрасте. Джон Блайт был красивым парнем. Мы были очень близкими друзьями, он и я. Люди называли его моим женихом.

Аня подняла глаза с живым интересом:

— Ах, Марилла… и что случилось?.. Почему вы не…

— Мы поссорились. Я не простила его, когда он об этом просил. Я хотела простить, но не сразу. Я была обижена и сердита. Мне хотелось сначала наказать его. Он никогда не вернулся… все Блайты были ужасно гордые. Но потом… мне всегда было грустно. Я жалела, что не простила его, когда он об этом просил.

— Значит, и у вас в жизни был роман, — сказала Аня мягко.

— Да, пожалуй, можешь так это назвать. Ты бы не подумала, глядя на меня, правда? Но никогда нельзя судить о людях по их внешности. Все забыли о нас с Джоном. Я и сама забыла. Но все это вспомнилось мне, когда я увидела Гилберта в прошлое воскресенье.