— Ну, надеюсь, что ты раскаешься с успехом, — сказала Марилла сурово, — и что ты, наконец, видишь, куда может завести тщеславие. Ума не приложу, что теперь делать. Наверное, первым делом надо их как следует вымыть и посмотреть, поможет ли это.
Последовав этому совету, Аня вымыла волосы с мылом и при этом терла их усерднейшим образом, но с тем же успехом она могла бы оттирать их естественный рыжий цвет. Торговец, очевидно, говорил правду, когда утверждал, что краска не смывается, хотя в других отношениях его правдивость можно было поставить под сомнение.
— Ах, Марилла, что же делать? — спросила Аня в слезах. — Я никогда не смогу загладить свой проступок. Люди уже почти забыли о других моих ошибках — о болеутоляющем пироге, и о том, как я нечаянно напоила Диану, и как набросилась на миссис Линд. Но этого они никогда не забудут. Сочтут, что я не заслуживаю уважения. Ах, Марилла, "когда обмана сеть раскинуть мы хотим, грозит нам в ней запутаться самим". Это стихи, но это правда. И ох как будет смеяться Джози Пай! Марилла, я не в состоянии встретиться лицом к лицу с Джози Пай. Я несчастнейшая девочка на всем острове Принца Эдуарда.
Анины страдания продолжались неделю. Все это время она не выходила из дома и каждый день мыла голову. Диана была единственной посвященной в роковую тайну, но она торжественно обещала никогда никому не говорить об этом, и можно с уверенностью утверждать, что слово свое она сдержала. В конце недели Марилла сказала решительно:
— Это бесполезно, Аня. Краска на редкость прочная. Волосы придется отрезать, выхода нет. Не можешь же ты выйти в таком виде на улицу.
У Ани задрожали губы, но она осознала горькую правду слов Мариллы. Со вздохом отчаяния она пошла за ножницами.
— Пожалуйста, отрежьте их сразу, Марилла, и все будет кончено. Ах, сердце мое разбито. Это такое неромантичное несчастье. В книжках героини теряют волосы во время тяжелой болезни или продают их, чтобы потратить деньги на доброе дело. Я уверена, что в подобном случае мне не было бы и вполовину так тяжело расстаться с волосами, как сейчас. Но нет никакого утешения для того, кому приходится отрезать волосы из-за того, что он выкрасил их в отвратительный цвет, правда? Я собираюсь плакать все время, пока вы будете меня стричь, если, конечно, это вам не мешает. Это так трагично!
Действительно, Аня горько плакала, но позднее, когда она поднялась к себе наверх и взглянула в зеркало, на лице ее изобразилось отчаяние. Марилла добросовестно выполнила свою задачу, так как оказалось необходимым срезать волосы до самых корней. Результат оказался не совсем к лицу, если употребить самое мягкое выражение. Аня торопливо повернула зеркало к стене.
— Ни разу, ни разу не взгляну на себя, пока волосы не вырастут, — воскликнула она с чувством. Потом неожиданно снова повернула зеркало к себе. — Да, буду смотреть. И это будет мне наказанием за то, что я была такой скверной. Буду смотреть в зеркало каждый раз, как войду в комнату, чтобы увидеть, какая я страшная. И даже не буду пытаться вообразить, что это не так. Я никак не предполагала, что горжусь своими волосами, но теперь знаю, что так оно и было, потому что хоть они и рыжие, но ведь они были такие длинные, густые, вьющиеся. Боюсь, что скоро и с моим носом что-нибудь случится.
Анина остриженная голова произвела сенсацию в школе в следующий понедельник, но, к ее огромному облегчению, о настоящей причине не догадался никто, даже Джози Пай, которая тем не менее не преминула сообщить Ане, что выглядит она как огородное пугало.
— Я ничего не ответила, когда Джози мне это сказала, — доверительно сообщила Аня в тот вечер Марилле, лежавшей на диване после сильного приступа головной боли, — потому что сочла это частью наказания, которое я должна смиренно перенести. Тяжело, когда тебе говорят, что ты похожа на огородное пугало, и мне так хотелось что-нибудь на это ответить. Но я этого не сделала. Я просто бросила на нее презрительный взгляд, а потом простила ее. Чувствуешь себя очень добродетельным, когда прощаешь других, не правда ли? Я намерена впредь посвятить все мои силы тому, чтобы стать хорошей, и никогда больше не буду пытаться стать красивой. Действительно, лучше быть хорошей! Я знаю это, но иногда трудно во что-то поверить, даже если об этом знаешь. Я в самом деле хочу быть хорошей, Марилла, как вы, миссис Аллан и миссис Стейси, и стать вашей гордостью, когда вырасту. Диана советует, когда у меня начнут отрастать волосы, носить на голове черную бархатную ленточку с бантиком с одной стороны. Она говорит, что мне очень пойдет. Это будет так романтично. Но, может быть, я слишком много говорю, Марилла? Может быть, от этого у вас сильнее болит голова?
— Мне уже лучше. Но после обеда было просто ужасно. Эти головные боли становятся все сильнее с каждым разом. Надо будет посоветоваться с доктором. А что до твоей болтовни, мне она не мешает… я к ней привыкла.
Это означало, что Марилла любит ее слушать.
— Разумеется, ты, Аня, будешь Элейн, — сказала Диана. — У меня никогда не хватило бы смелости пуститься одной в лодке по течению.
— И у меня, — сказала Руби Джиллис содрогаясь. — Я совсем не против прокатиться в лодке вдвоем или втроем и чтобы мы при этом сидели, а не лежали. Тогда это весело. Но лежать в лодке и изображать из себя мертвую… я ни за что не смогла бы! Я умерла бы от страха.
— Конечно, это было бы романтично, — согласилась допустить Джейн Эндрюс. — Но я знаю, что не смогла бы лежать спокойно. Я бы вскакивала каждую минуту, чтобы посмотреть, где я и не отнесло ли меня слишком далеко от берега. А ведь ты понимаешь, Аня, это испортило бы все впечатление.