Аня из Зеленых Мезонинов - Страница 68

— Да что ты, это проще простого! — сказала Аня.

— Легко тебе, у тебя есть воображение, — возразила Диана. — А если бы ты уродилась без воображения? Твой рассказ, наверное, уже готов?

Аня кивнула, изо всех сил стараясь не выглядеть чересчур тщеславной и терпя при этом позорную неудачу.

— Я написала его еще в прошлый понедельник. Он называется "Ревнивая соперница, или Неразлучные и в смерти". Я прочитала его Марилле, но она сказала, что это чушь. Потом я прочитала его Мэтью, и он сказал, что рассказ прекрасный. Именно такого рода критика мне нравится. Это печальная, трогательная история. Я плакала, как ребенок, когда писала. В нем говорится о двух юных красавицах, Корделии Монморанси и Джеральдине Сеймур, которые жили в одной деревне и были нежно привязаны друг к другу. Корделия была жгучей брюнеткой с короной черных как ночь волос и черными пламенными глазами. Джеральдина была царственной блондинкой с кудрями словно из золотой пряжи и бархатными пурпурными глазами.

— Я никогда ни у кого не видела пурпурных глаз, — сказала Диана с сомнением.

— Я тоже не видела, просто вообразила. Мне хотелось, чтобы было что-нибудь необычное. У Джеральдины к тому же было алебастровое чело. Теперь-то я уже знаю, что такое алебастровое чело. Это большое преимущество быть тринадцатилетней: знаешь гораздо больше, чем когда тебе было всего двенадцать.

— Ну, и что же случилось с Корделией и Джеральдиной? — спросила Диана, которая уже заинтересовалась их судьбами.

— Они росли и цвели друг подле друга, пока им не исполнилось шестнадцать. Тогда в их деревню приехал Бертрам де Вер и влюбился в красавицу Джеральдину. Он спас ей жизнь, когда лошадь понесла ее экипаж. Потеряв сознание, она пала в его объятия, и он на руках нес ее домой целых три мили, потому что, как легко догадаться, экипаж был разбит вдребезги. Мне было довольно трудно вообразить, как он сделал ей предложение, потому что у меня нет никакого опыта в этих делах. Я спросила Руби Джиллис, не знает ли она подробностей о том, как мужчины делают предложение. Я думала, что она может считаться авторитетом в этом вопросе, ведь у нее столько замужних сестер. Руби рассказала мне, что она спряталась в кладовой и подслушивала, когда Малькольм Эндрюс делал предложение ее сестре Сюзан. Малькольм рассказал Сюзан, что его отец переводит ферму на его имя, а потом спросил: "Что ты скажешь, милочка, если мы окрутимся этой осенью?" А Сюзан сказала: "Да… нет… не знаю… дай подумать…", и дело было сделано — они были помолвлены. Но я подумала, что такое предложение не очень романтичное, поэтому мне все-таки пришлось приложить усилие и вообразить, как это было. Я сделала эту сцену очень цветистой и поэтичной: Бертрам встал на колени, хотя Руби говорит, что теперь так не делается. Джеральдина приняла предложение, и ответ ее занял целую страницу. Должна признаться, нелегко мне пришлось с этой речью. Я переписывала ее пять раз, но теперь считаю, что это шедевр. Бертрам подарил ей бриллиантовое кольцо и рубиновое ожерелье и сказал, что они поедут в свадебное путешествие в Европу, потому что он был невероятно богат. Но тогда, увы, над ними начали сгущаться тени. Корделия втайне была влюблена в Бертрама, и, когда Джеральдина рассказала ей о своей помолвке, она была просто в бешенстве, особенно когда увидела кольцо и ожерелье. Вся ее привязанность к Джеральдине обратилась в горькую ненависть, и она поклялась не допустить, чтобы Джеральдина и Бертрам поженились. Но она притворялась, что по-прежнему остается подругой Джеральдины. Однажды вечером они стояли на мосту над бешено несущимся потоком, и Корделия, думая, что они одни, столкнула Джеральдину с моста с диким, издевательским "ха-ха-ха!". Но Бертрам все это видел и сразу бросился в воду, воскликнув: "Я спасу тебя, моя несравненная Джеральдина!" Но, увы, он забыл, что не умеет плавать, и они вместе утонули, сжимая друг друга в объятиях. Вскоре волны вынесли на берег их тела. Их похоронили в одной могиле, и похороны были исключительно великолепные, Диана. Гораздо романтичнее кончить рассказ похоронами, чем свадьбой. А что до Корделии, то она сошла с ума от угрызений совести и попала в сумасшедший дом. Я думаю, это было очень поэтичное возмездие за ее преступление.

— Просто прелесть! — вздохнула Диана, принадлежавшая к той же школе критиков, что и Мэтью. — Не понимаю, Аня, как тебе удается самой придумывать такие потрясающие истории. Хотела бы я иметь такое же богатое воображение!

— Ты вполне могла бы развить свое воображение, — заверила Аня ободряющим тоном. — У меня есть план, Диана. Давай вместе, ты и я, создадим свой литературный клуб и будем для практики писать рассказы. Я тебе буду помогать, пока ты сама не научишься. Ты же знаешь, нужно развивать воображение. Так мисс Стейси говорит. Только мы должны к этому правильно подходить. Я рассказала ей о Лесе Призраков, и она сказала, что тогда мы к этому неправильно подошли.

Таким образом возник литературный клуб. Сначала его состав ограничивался Дианой и Аней, но вскоре был расширен с включением в него Джейн Эндрюс, Руби Джиллис и еще одной или двух девочек, которые чувствовали, что их воображение нуждается в развитии. Мальчики в клуб допущены не были, хотя Руби Джиллис и выразила мнение, что присутствие мальчиков могло бы внести некоторое оживление. Каждый член клуба должен был представить один рассказ в неделю.

— Это исключительно интересно, — рассказывала Аня Марилле. — Каждая из нас читает свой рассказ вслух, а потом мы его обсуждаем. Мы собираемся свято хранить их, чтобы в будущем читать нашим потомкам. Мы все пишем под псевдонимами. Мой — Розамонда Монморанси. Все девочки очень хорошо справляются. Руби Джиллис довольно сентиментальна. В ее рассказах слишком много любовных сцен, а вы знаете, слишком много — хуже, чем слишком мало. Джейн вообще не пишет про любовь, она говорит, что глупо себя чувствует, когда нужно читать такое вслух. У Джейн во всех рассказах удивительно много здравого смысла. А у Дианы слишком много убийств. Она говорит, что обычно не знает, что делать с героями, и потому убивает их, чтобы от них отделаться. Почти всегда мне приходится говорить им, о чем писать, но это нетрудно, потому что у меня миллион идей.