Аня из Зеленых Мезонинов - Страница 44

— Не думаю, чтобы тебе грозило умереть от горя, пока ты можешь болтать не переводя дыхания, — сказала Марилла без всякого сочувствия.

В следующий понедельник Марилла была безмерно удивлена, увидев Аню, спускающуюся из своей комнаты с корзинкой книг в руке и решительно сжатыми губами.

— Я возвращаюсь в школу, — объявила она. — Это все, что осталось мне в жизни теперь, когда моя подруга безжалостно отторгнута от меня. В школе я смогу смотреть на нее и предаваться мыслям о минувших днях.

— Лучше бы ты предавалась мыслям о своих уроках и задачках, — сказала Марилла, ничем не выдав своей радости от такого неожиданного оборота событий. — И надеюсь, мы больше не услышим о грифельных дощечках, разбитых о чью-либо голову, и прочих подобных вещах. Веди себя хорошо и делай, что велит учитель.

— Я постараюсь стать образцовой ученицей, — согласилась Аня меланхолично. — Не думаю, чтобы это оказалось очень приятно. Мистер Филлипс говорил, что Минни Эндрюс — образцовая ученица, а в ней нет даже искры воображения или живости. Она такая скучная и тупая и, кажется, ничему никогда не радуется. Но я чувствую себя такой подавленной, что, вероятно, мне будет нетрудно стать похожей на нее. Я буду ходить в школу по большой дороге. Я не в силах была бы пройти одна по Березовой Дорожке. Я всю дорогу плакала бы горькими слезами.

В школе Аню встретили с распростертыми объятиями. Ее воображения не хватало в играх, голоса — в песнях, театральных способностей — при чтении вслух в обеденный час. Руби Джиллис во время чтения Библии украдкой переслала ей три синие сливы, а Элла Макферсон подарила огромную желтую маргаритку, вырезанную из обложки каталога семян, — разновидность украшения парты, высоко ценившаяся в авонлейской школе. София Слоан предложила научить ее вязать крючком прелестнейшие кружавчики, чтобы украсить ими передничек. Кейти Бултер дала ей бутылочку из-под духов, чтобы держать в ней воду для грифельной дощечки, а Джули Белл старательно переписала на листочек бледно-розовой бумаги с зубчиками по краям следующие душевные излияния:

К Ане
Лишь первая вечерняя звезда
Прольет на мир свой яркий луч легко,
Подругу вспомни верную тогда,
Хотя она, быть может, далеко.

— Так приятно, когда тебя ценят, — восторженно вздыхала Аня, рассказывая Марилле в тот вечер о школе.

Не только девочки «ценили» ее. Когда Аня после обеда вернулась на свое место — мистер Филлипс посадил ее рядом с образцовой Минни Эндрюс, — она обнаружила на своей парте большое и сочное «ананасное» яблоко. Аня схватила его и только собралась впиться в него зубами, как вспомнила, что единственным местом в Авонлее, где росли такие яблоки, был старый сад Блайтов по другую сторону Озера Сверкающих Вод. Аня отбросила яблоко, словно это был раскаленный уголь, и демонстративно вытерла пальцы носовым платком. Яблоко оставалось лежать нетронутым на ее парте до следующего утра, когда маленький Тимоти Эндрюс, который подметал школу и растапливал камин, присвоил его в качестве дополнительного дохода. Более благосклонный прием встретил великолепный карандаш для грифельной дощечки, покрытый красно-желтой полосатой оболочкой и стоивший два цента, в то время как обычные карандаши стоили только один. Его прислал ей после обеда Чарли Слоан. Аня соизволила благосклонно принять карандаш и наградила дарителя улыбкой. Чарли почувствовал себя на седьмом небе от радости и в результате наделал таких ужасных ошибок в диктанте, что мистер Филлипс оставил его после уроков их исправлять.

Но главное, что омрачало Анин маленький триумф, было явное отсутствие какого-либо подношения или знака внимания со стороны Дианы Барри, которая сидела теперь с Герти Пай.

— Я думаю, Диана могла бы хоть разок мне улыбнуться, — жаловалась Аня в тот вечер Марилле.

Но на следующее утро предусмотрительно и умело свернутая записочка вместе с небольшим пакетиком были украдкой переданы Ане.

...

"Дорогая Аня, — говорилось в записке, — мама не разрешает мне ни играть, ни разговаривать с тобой даже в школе. Я не виновата и не сердись на меня, потому что я люблю тебя, как всегда. Мне ужасно тебя не хватает и некому рассказать мои секреты, и мне ничуточки не нравится Герти Пай. Я сделала для тебя закладку для книжки из красной папиросной бумаги. Они сейчас ужасно модные, и только три девочки в школе знают, как их делать. Каждый раз, когда посмотришь на нее, вспоминай твою верную подругу Диану

Барри".

Аня прочитала записку, поцеловала закладку и быстро переслала в другой конец класса свой ответ.

...

"Единственная моя Диана, конечно я не сержусь на тебя, потому что ты должна слушаться маму. Но душой мы можем слиться. Твой прилестный подарок я сохраню навсегда. Минни Эндрюс — очень хорошая девочка (хотя у нее совсем нет воображения), но после того, как я была задушевной подругой Дианы, я не могу дружить с Минни. Прости, если в письме есть ошибки, я пока еще не очень грамотно пишу, хотя ошибок уже стало поменьше.

Твоя, пока смерть нас не разлучит,

Анна, или Корделия, Ширли.

P. S. Я буду спать сегодня с твоим письмом под подушкой. А., или К., Ш.".

Марилла с пессимизмом ожидала новых неприятностей, когда Аня снова начала ходить в школу. Но опасения не оправдались. Быть может, Аня переняла некоторые черты у «образцовой» Минни Эндрюс; по крайней мере, в ее отношениях с мистером Филлипсом все было в порядке. Она всей душой предалась учебе, исполненная решимости не дать себя ни в чем обогнать Гилберту Блайту. Соперничество в учебе между ними вскоре стало очевидным. Оно было вполне благожелательным со стороны Гилберта; но, боюсь, нельзя было сказать того же об Ане, которая, несомненно, руководствовалась не заслуживающими похвалы враждебными чувствами. Она была столь же страстной в ненависти, сколь и в любви. Она не снисходила до того, чтобы признать, что соперничает с Гилбертом в учебе, потому что это означало бы признать его существование, которого упорно старалась не замечать. Но соперничество существовало, и награды доставались им поочередно. То Гилберт был первым в правописании, то Аня, упрямо тряхнув своими рыжими косами, писала правильно трудное слово. Один день Гилберт решил правильно все задачи, и его имя было написано на классной доске в списке отличившихся; на следующий день Аня, целый вечер накануне упорно бившаяся над десятичными дробями, оказалась первой в этом списке. В один ужасный день они разделили между собой первое место, и их имена оказались на доске рядом. Это почти равнялось объявлению "Обратите внимание", и огорчение Ани было столь же очевидным, как и удовлетворение Гилберта. Когда в конце каждого месяца проходили письменные контрольные работы, напряжение возрастало еще сильнее. В первом месяце Гилберт был на три балла впереди, в следующем — Аня опередила его на пять. Но ее триумф был омрачен тем обстоятельством, что Гилберт сердечно поздравил ее перед всей школой. Ей было бы гораздо милей, если бы он ощутил горечь своего поражения.