На мгновение показалось, что Аня не подчинится. Затем, понимая, что выхода нет, она поднялась с высокомерным видом, села на другой стороне прохода рядом с Гилбертом Блайтом и, положив руки на парту, уткнулась в них лицом. Руби Джиллис, которая мельком видела, как это происходило, рассказывала остальным по дороге домой, что никогда "не видела ничего подобного — лицо, белое как мел, все в ужасных красных точках".
Для Ани это было ужасное переживание. И так уже тяжело, что ее одну выбрали, чтобы наказать, хотя был еще десяток столь же провинившихся. Еще хуже то, что ей велели сесть рядом с мальчиком. Но то, что этим мальчиком был Гилберт Блайт, явилось верхом оскорбления и делало обиду совершенно непереносимой. Аня чувствовала, что не в силах выдержать такое, бесполезно и пытаться. Все ее существо содрогалось от позора, гнева и унижения.
Сначала другие посматривали на нее, шептались, хихикали, подталкивали друг друга локтями. Но так как Аня не поднимала головы, а Гилберт, решавший задачку на дроби, казалось, предался всей душой этим дробям, и только им, то и прочие вскоре занялись своими заданиями, и Аня была забыта. Когда мистер Филлипс собирал письменные работы по истории, Аня должна была подойти, но она не двинулась с места, а мистер Филлипс, который в это время сочинял стихотворение "К Присилле" и мучился над какой-то упрямой рифмой, ничего не заметил. Улучив минуту, когда никто не смотрел, Гилберт достал из своей парты маленький красный леденец в форме сердечка, на котором золотыми буквами было выведено: "С тобою сладко", — и подсунул его Ане под локоть. Тогда она поднялась, осторожно взяла пурпурное сердечко кончиками пальцев, бросила на пол, раздавила каблучком и приняла прежнюю позу, не соизволив осчастливить Гилберта даже взглядом.
Когда занятия кончились, Аня подошла к своей парте, демонстративно вынула все, что в ней было, книги и тетради, перо и чернила, Библию и арифметику, и аккуратно сложила все на своей расколотой грифельной дощечке.
— Почему ты все забираешь домой, Аня? — пожелала узнать Диана, как только они оказались на дороге. До этого она не осмеливалась задавать вопросов.
— Я больше не вернусь в школу, — сказала Аня.
Диана открыла рот от удивления и уставилась на Аню, чтобы понять, не шутит ли та.
— Разве Марилла позволит тебе остаться дома? — спросила она.
— Ей придется это сделать, — ответила Аня. — Я никогда не пойду в школу к этому человеку.
— О, Аня! — Диана, казалось, собиралась заплакать. — Это нечестно. Что же я буду делать? Мистер Филлипс посадит меня с этой отвратительной Герти Пай… Я знаю, что посадит, потому что она сидит одна. Аня, вернись!
— Я сделала бы для тебя почти все на свете, Диана, — сказала Аня печально. — Я позволила бы разорвать себя на куски, если бы знала, что это необходимо для твоего блага. Но вернуться я не могу, пожалуйста, не проси. Ты терзаешь мне душу.
— Только подумай обо всем, что ты потеряешь, — сокрушалась Диана. — Мы собираемся строить прелестнейший новый домик для игры у ручья. А со следующей недели будем играть в мяч. Ты же никогда не играла в мяч, Аня. Это потрясающе интересно! Мы собираемся разучить новую песенку… Джейн Эндрюс уже разучивает. Элис Эндрюс принесет новую книжку на следующей неделе, и мы будем читать ее вслух, по одной главе, у ручья. А ведь ты так любишь читать вслух, Аня!
Но Аня была непоколебима. Ее решение было окончательным. Она больше не пойдет в школу к мистеру Филлипсу! Об этом она и объявила Марилле, когда вернулась домой.
— Глупости, — сказала Марилла.
— Совсем не глупости, — отвечала Аня, глядя на Мариллу торжественно и укоризненно. — Разве вы не понимаете, Марилла? Мне нанесено оскорбление!
— Оскорбление! Ерунда! Пойдешь завтра в школу, как обычно.
— Ах, нет. — Аня мягко покачала головой. — Я не вернусь туда, Марилла. Я буду учить все уроки дома, я буду вести себя как можно лучше, я буду все время молчать, если это вообще возможно. Но, уверяю вас, в школу я не вернусь.
Марилла увидела непреклонную решимость на Анином лице и поняла, что переубедить ее будет трудно. Она разумно решила отложить разговор.
"Схожу-ка я сегодня вечером к Рейчел и посоветуюсь с ней, — сказала она себе. — Бесполезно увещевать Аню теперь. Она слишком возбуждена и может ожесточиться в своем упрямстве. Насколько можно понять из ее рассказа, мистер Филлипс уж слишком перегибает палку. Но не стоит ей об этом говорить. Лучше посоветуюсь с Рейчел. Она посылала в школу десять детей и должна кое-что об этом знать. Она, должно быть, уже слышала всю историю".
Марилла застала миссис Линд вяжущей очередное одеяло с обычным усердием и удовольствием.
— Я думаю, ты знаешь, почему я пришла, — сказала она несколько смущенно.
Миссис Рейчел кивнула.
— Догадываюсь. Из-за этой истории с Аней в школе, — сказала она. — Тилли Бултер заходила сюда по пути домой и обо всем мне рассказала.
— Не знаю, что с ней делать, — сказала Марилла. — Она объявила, что не вернется в школу. Я никогда не видела такой непримиримости в ребенке. С самого начала, когда она начала ходить в школу, я ждала, что что-нибудь да случится, и даже удивлялась, что все идет слишком хорошо. Она все так глубоко переживает. Что ты посоветуешь, Рейчел?
— Ну, раз уж ты спрашиваешь моего совета, Марилла, — сказала миссис Линд любезно — миссис Линд ужасно любила, чтобы у нее спрашивали совета, — я пошла бы ей навстречу, вот что я сделала бы. По моему убеждению, мистер Филлипс был не прав. Но, конечно, недопустимо говорить это детям, ты понимаешь. Разумеется, он был прав, что наказал ее вчера за вспышку гнева. Но сегодня дело обстояло иначе. Он должен был наказать всех, кто опоздал вместе с Аней, вот что. Да и что это за наказание — сажать девочку рядом с мальчиком? Это бестактно. Тилли Бултер была возмущена. Она целиком на Аниной стороне и говорит, что весь класс также. Похоже, что Аня пользуется у них популярностью. Я никак не предполагала, что она им понравится.