Аня из Зеленых Мезонинов - Страница 35

Авонлейская школа представляла собой чисто выбеленное здание с низко спускающейся крышей и широкими окнами. Внутри стояли прочные и удобные старомодные парты, которые открывались и закрывались и крышки которых были изрезаны инициалами и иероглифами трех поколений школьников. Школьное здание стояло в стороне от дороги, а за ним тянулся темный сосновый лес и вился ручей, в который ученики ставили по утрам свои бутылки с молоком, чтобы оно осталось прохладным и сладким до обеденного перерыва.

В первый день сентября Марилла проводила Аню в школу, питая в душе множество тайных опасений. Аня была такой необычной девочкой. Как она поладит с другими детьми? И каким образом удастся ей на уроках справиться со своей болтливостью?

Однако дела пошли лучше, чем можно было предположить. В тот вечер Аня пришла домой в отличном настроении.

— Мне кажется, я полюблю школу, — объявила она. — Хотя я не очень высокого мнения об учителе. Он все время крутит усы и поглядывает на Присси Эндрюс. Присси уже взрослая, вы знаете. Ей шестнадцать, и она собирается в следующем году сдавать вступительные экзамены в Королевскую учительскую семинарию в Шарлоттауне. Тилли Бултер говорит, что учитель в нее по уши влюблен. У нее красивый цвет лица и вьющиеся темные волосы, и она их очень элегантно укладывает. Она сидит на самой задней скамье, и он сидит с ней почти все время… объясняет ей ее урок, как он говорит… Но Руби Джиллис говорит, что видела, как он написал что-то на грифельной дощечке Присси, и когда Присси это прочитала, то покраснела, как свекла, и захихикала; и Руби Джиллис говорит, что не верит, будто это имело какое-то отношение к уроку.

— Аня, я не желаю, чтобы ты отзывалась об учителе в таком тоне, — сказала Марилла сурово. — Ты ходишь в школу не для того, чтобы критиковать учителя. Я полагаю, что тебя он может научить кое-чему, и твое дело учиться. И я хочу, чтобы ты раз и навсегда поняла, что не должна приносить домой всякие сплетни о нем. Я не собираюсь этого поощрять. Надеюсь, ты хорошо себя вела.

— О да, — отвечала Аня удовлетворенно. — Это оказалось не так трудно, как можно было бы вообразить. Я сижу с Дианой. Наша парта прямо у окна, и нам видно Озеро Сверкающих Вод. В школе много милых девочек, и мы сказочно провели время, когда играли во время обеденного перерыва. Это так чудесно, когда столько девочек, с которыми можно играть! Но, конечно, больше всех я люблю и всегда буду любить Диану. Я обожаю Диану… Я ужасно отстала от других. Все они уже проходят пятую часть учебника, а я только четвертую. Я испытываю что-то вроде унижения из-за этого… Зато ни у кого из них нет такого воображения, как у меня, я это очень быстро обнаружила… Сегодня у нас было чтение, география, история Канады и диктант. Мистер Филлипс сказал, что у меня чудовищная орфография, и поднял мою грифельную дощечку так, чтобы все видели, сколько он на ней исправил ошибок. Мне было так стыдно, Марилла; все-таки, я думаю, он мог бы быть повежливее с незнакомой ученицей. Руби Джиллис подарила мне яблоко, а София Слоан дала мне на время прелестную розовую открытку, на которой написано: "Когда я смогу навестить вас?" Я должна эту открытку ей завтра вернуть. А Тилли Бултер после обеда дала мне поносить свое колечко из бусинок. Можно мне взять себе на колечко несколько перламутровых бусинок со старой подушечки для булавок в моей комнате? И, ах, Марилла, Джейн Эндрюс сказала мне, что Минни Макферсон сказала ей, будто она слышала, как Присси Эндрюс сказала Саре Джиллис, что у меня очень красивый нос. Марилла, это первый комплимент, какой я услышала в своей жизни, и вы не можете вообразить, какое у меня возникло странное чувство. Марилла, это правда, что у меня красивый нос? Я знаю, вы скажете мне правду.

— Нос твой совсем неплох, — сказала Марилла коротко. Втайне она считала, что у Ани замечательно красивый нос, но отнюдь не собиралась ей этого говорить.

Это было три недели назад, и пока все шло гладко. И теперь, в это бодрящее сентябрьское утро, Аня и Диана, две из счастливейших девочек в Авонлее, беспечно шагали по Березовой Дорожке.

— Похоже, что сегодня в школе будет Гилберт Блайт, — сказала Диана. — Все лето он провел у своих двоюродных братьев в Нью-Брансуике и вернулся домой только в субботу вечером. Он ужасно красивый, Аня. И кошмарно дразнит девочек. Он просто отравляет нам жизнь.

По тону Дианы можно было ясно понять, что она предпочитает, чтобы ей отравляли жизнь, чем жить без этого.

— Гилберт Блайт? — переспросила Аня. — Это его имя и фамилия написаны на стенке у крыльца рядом с именем Джули Белл, а над ними крупно "Обратите внимание"?

— Да, — сказала Диана, вскинув голову, — но я уверена, она ему не очень-то нравится Я слышала, как он говорил, что учил таблицу умножения на ее веснушках.

— Ах, не говори мне о веснушках, — взмолилась Аня. — Это неделикатно, ведь у меня их столько! Но я думаю, что писать эти "Обратите внимание" на стенке про мальчиков и девочек — глупейшая вещь. Посмел бы кто-нибудь написать мое имя на стенке рядом с именем мальчика. Нет, конечно, — поспешила она добавить, — никто не посмеет.

Аня вздохнула. Она не хотела, чтобы ее имя появилось на стенке. Но было немножко унизительно знать, что это ей совсем не грозит.

— Чепуха, — сказала Диана, чьи черные глаза и блестящие волосы сеяли такое разрушение в сердцах авонлейских школьников, что ее имя фигурировало на стенке у крыльца под полудюжиной подобных "Обратите внимание". — Это просто шутка. И не очень-то надейся, что твое имя не напишут. Чарли Слоан по уши в тебя влюблен. Он сказал своей маме — заметь: своей маме! — что ты самая сообразительная девчонка в школе. А это лучше, чем быть просто симпатичной.